Не хочется свой первый блог начинать опять с темы пыток. Хочется уже чего-то более человечного. Но, так или иначе, этой темы не избежать. Только я зайду немного с другой стороны.
В последнее время мне очень часто задают вопрос, почему именно вам передают видео пыток в ярославской колонии?
Попробую объяснить так, как я это понимаю сама.
У нас замечательная команда в Фонде «Общественный вердикт». Лучше просто представить невозможно. Мы не просто работники, коллеги, сослуживцы или как еще можно назвать. Мы, если не хорошие друзья, хотя уже с некоторыми именно так, то совершенно точно близкие приятели. Мы ездим вместе на шашлыки, отмечаем праздники, дни рождения, ходим друг к другу в гости.
Со многими нашими заявителями тоже получается именно так. Хотя, наверное, многие из вас скажут — надо дистанцию держать, это же работа, это «материал» (как говорят некоторые).
Но как дистанцироваться, когда ты делом занимаешься более года, когда тебе и днем и ночью могут позвонить, написать, прислать тревожные сообщения — пропал, не выходит на связь, есть информация, что избили?
А за каждым заявителем стоит семья — мама, папа, жена, дети. И для них ты порой единственная ниточка, единственная связь с их родным человеком, потому что он постоянно сидит в ШИЗО и ему не положены свидания. Я не говорю уже, что для самого осужденного мы являемся весточками с воли, психологами, юристами, просто людьми.
Вот на конкретном примере, как раз по Ярославлю, попытаюсь рассказать, как все получается и чего нам всем этого стоит. И дело, конечно, совершенно не в деньгах, хотя понятно, какую львиную долю бюджета организации это съедает.
Однажды в офис Фонда приехала женщина из Ярославской области, мама Руслана Вахапова, буквально с кучей документов по уголовному делу в отношении ее сына. Все помнят этот абсурд — справил нужду в кустах, увидели дети, посадили на большой срок. Кампания по педофилам тогда была. Так вот, приехала, буквально на полу всего офиса, на столе, везде, где возможно, разложила все документы. Говорит, некуда больше идти, помогите! Начали помогать. Не все удалось, но снизить серьезно срок получилось. С этого началась большая дружба с Фондом. Особенно как-то прониклась Ивановна (так мы все ее зовем, она не обижается) к нашему Илье, сотруднику PR-отдела. Если что, звонила сразу ему. Потом я пришла в Фонд с предложением о сотрудничестве. Так мы начали вместе работать. Я не знала ни про это дело, ни про такую дружбу с Ивановной. Ну как не знала? Слышала про это абсурдное дело, но Руслан уже сидел, поэтому сделать какую-то работу меня не просили.
И вот настал апрель 2017 года.
Прихожу я к обеду на работу в Фонд, только прилетела из какой-то командировки. Захожу. Все сидят за столом, обедают. У нас принято вместе обедать. Мы так видим друг друга, потому что разные отделы находятся на разных этажах, можем целый день не встретиться. А тут — и поржать, и обсудить по работе, ну и мужиков, конечно же ))))). Сажусь тоже. Как сейчас помню, напротив сидит Яша и Илья, во главе стола Наташа. Дальше точно не помню, но кажется, что рядом со мной Света, наш офис-менеджер, с другой стороны, напротив, Олег и Дима. Все молчат. Кто-то из ребят на Илью говорят — давай ты. Илья говорит, звонила в панике Ивановна, сказала, что избили всю колонию, а Руслана волокли в наручниках и волокли по земле. Что делать?
Ну как что делать? Надо собираться и ехать. А дело-то в пятницу. И доехать мы, даже если бы я почти полетела на машине, не успели бы до конца рабочего дня. А впереди — выходные, не пустят. Ну что же, поехали в воскресенье, чтобы рано утром быть уже в колонии.
Опускаю все подробности юридической работы, как все дни готовили заявления, шаблоны сообщений о преступлении, обращений в надзирающие органы. Много раз писали уже об этом.
Пока ехали, позвонила уже мне Ивановна, говорит:
— Ира, я тебя не знаю, но раз мне в Фонде сказали, что надо звонить тебе, значит, ты нормальный человек, все поймешь. Там надо зайти еще к двум — Жене Макарову и Ване Непомнящих. Они готовы встретиться, все рассказать и подать жалобы.
— Хорошо, давайте данные. Сделаем.
Встречаемся в понедельник утром у колонии. Подходит к нам с Яшей женщина небольшого роста, очень худенькая, но почему-то я сразу поняла, что сработаемся. Знаете, за столько лет уже понимаешь, с кем сработаешься, а с кем нет. Она просканировала меня взглядом и спокойно начала разговор. Пока мы решали вопросы с допуском, она рассказала нам всю историю Руслана, которую я не знала. Рассказала про жену его, про внуков. И стало понятно, что она просто безумно любит своего сына. А надо знать Ивановну, она раньше много лет была председателем колхоза, до этого женой военнослужащего. Лексикон у нее, в том числе и матерный, такой вкусный, что разговаривать с ней одно удовольствие. Как же мы там смеялись. Потом, примерно через год, она мне сказала:
— А я тогда еще поняла, что ты — это я в молодости. Как только я, когда тебя не пускали и не пускали, что-то придумывали постоянно, ты сказала — ну все, я разозлилась, и пошла штурмовать дежурного прокурора, УФСИН, дежурного ФСИН Москвы, я поняла, что баба-кремень.
И это был комплимент. Человек, прошедший много в своей жизни, перенесший столько горя, о части которого я даже не могу говорить, доверят тебе, это многого стоит.
— Ира, я доверила тебе фактически жизнь моего сына, потому что он у них, понимаешь, у них. А я сделать ничего не могу. Я бы их разорвала, но он там. Убьют ведь. И не ошиблась. Без вас всех мы бы не знали, что делать. Вы стали нам семьей.
Это было сказано почти после года постоянной напряженной работы. Вы видели, как мы у себя на странице Фонда в ФБ постоянно выкладывали, как вести с фронта, новости из уже популярной ярославской колонии.
Мы понимали, что и Татьяна, мама Макарова, и Ивановна, и вся семья Руслана, и родители Вани воспринимают нас уже совершенно больше, чем просто организацию, которая помогает в решении проблем.
Почти в каждый приезд мы были в гостях у Ивановны, ели ее чудесные пироги с картошкой, которые она пекла на сковородке специально для нас. Варила для нас сыр, щи. Мы знакомились с только что родившимися козлятками, поросятками, у которых у всех были имена.
Мы часами можем и сейчас с Ивановной разговаривать по телефону. Просто так. Почти как с мамой. Обсуждаем мои личные проблемы, я слушаю ее советы, она никогда не ошибается. Она очень деликатна, несмотря на ее боевой характер, и всегда знает, когда и что сказать, чтобы не обидеть. И самое главное — как сказать. Однажды мы так с ней ржали по телефону, когда мы с Яшей в очередной раз приехали в Ярославль, и только поселились в гостинице, что утром мне Яша сказал:
— От твоего хохота у меня в номере стены тряслись!!
С мамой Жени, Татьяной, мы тоже постоянно на связи. Тоже болтаем иногда просто так. Какой Женя был в детстве, что случилось, как он сейчас. Я передаю от мамы какие-то слова ему, он передает мне через нее, когда удается попасть на свидание.
Всегда получаем поздравления на праздники, а Ивановна даже периодически передает через нас гостинцы для Фонда от своего личного подсобного хозяйства.
Когда Руслан освободился, Ивановна, конечно, расплакалась. Они отошли с Русланом и долго стояли в обнимку на расстоянии. Ивановна плакала. Эта железная, как мне казалось, женщина, которая прошла через то, что мне страшно даже подумать, плакала и не могла оторваться от сына. Мы ждали. Встречать Руслана приехало, без преувеличения, половина офиса. Если я не спала ночами, периодически впадала в депрессию, хотела все бросить, но чувство ответственности за других людей не давало этого делать, мы писали километры жалоб, то представляете, что пережила она.
Наконец они пошли в нашу сторону. Я подошла к Ивановне, обняла ее и начала успокаивать. И знаете, что на мне сказала?
— Снимай штаны!
— ???
— Снимай штаны!
— Ивановна, ты че? Я-то тут при чем?
— Снимай штаны! Я же говорила, что как только Руслан освободится, я поцелую тебя в твою ж..пу!
Как мы начали хохотать! Когда уже подошли ко всем, кто стоял и ждал, Ивановна сказала:
— Спасибо вам всем, спасибо всему Фонду! Что он вышел живой — это ваша заслуга. И для меня в жизни, когда Руслан сел, самые счастливые дни стали — день, когда родился сын у Ильи (наш сотрудник), и день, когда Руслан освободился.
Конечно, заплакали тогда все. Ивановна пошла обнимать нашу Наташу, без которой вообще это все не состоялось бы. А Наташа, несмотря на ее бешеную занятость, руководитель Фонда все-таки, однозначно сказала, что поедет хотя бы одним днем, чтобы встречать Руслана.
А потом мы все поехали на шашлыки к Ивановне и отмечали освобождение.
Руслан много рассказывал, что происходит внутри колонии. Как нам благодарны осужденные, что там еще находятся, потому что сначала никто не верил, что вообще что-то получится изменить. Но потом, когда увидели нашу работу, которая велась практически круглосуточно, первые полгода мы вообще ездили почти раз в неделю, изменили свое мнение. Порой мы оставались на несколько дней, а через неделю опять. И работали мы уже не только по избиениям. Если к нам обращались с просьбой, даже через наших ребят, что что-то не так по условиям содержания, хотя это не совсем наша тема, мы работали и по ней.
И, как мне кажется, именно благодаря тому, что мы достигли такого уровня доверия между нами, уверенности у людей, что мы сделаем вообще все, что возможно в данной конкретной ситуации, чтобы им помочь, поддерживаем родителей и семьи, порой выделяем специальных психологов, иногда сами немного становимся психологами, все больше и больше людей нам верят. И это бесценно. В наше время очень трудно верить кому-то. А особенно посторонним людям. А еще больше, когда вопрос касается безопасности для жизни твоего родного человека.
Да, мы не безграничны в своих возможностях. Да, у нас нет безграничных ресурсов. Да, в наше время мы осознаем, что каждый следующий день может стать последним днем работы Фонда, потому что власти с каждым днем закручивают все больше и больше гайки в работе правозащитных организаций. Люди тоже понимают эти риски. НО! Видимо, мы своей упорной работой, каким-то оптимизмом и верой, что все же можно что-то изменить, даем людям уверенность в этом. Вот поэтому, наверное, и возникают такие видео, которые мы публикуем. Хотя мы понимаем, на какой риск идут эти люди. И мы совершенно никак не можем их подвести.
И, как сказала бы Ивановна, все только начинается. И сейчас становится понятно, что все совершенно не зря.
Благодарен вам за вашу работу!